"Не тронь меня, Лихоманка!"

"Не тронь меня, Лихоманка!"

…Колян издал рев, напоминающий рев медведя, разбуженного в уютной берлоге посреди зимней спячки. Слабость застилала глаза серым туманом беспамятства, но неожиданно он разразился созвездием междометий, а потом закричал во все горло, пересохшее и шершавое, как наждак:
…Колян издал рев, напоминающий рев медведя, разбуженного в уютной берлоге посреди зимней спячки. Слабость застилала глаза серым туманом беспамятства, но неожиданно он разразился созвездием междометий, а потом закричал во все горло, пересохшее и шершавое, как наждак:

— Ах ты, проклятая! Опять пришла по мою душу!
Было похоже, что сознание начало уплывать от него, что он не в силах был отличить, где кончается действительность и где начинается бред. Схватив припасенную загодя косу, он начал неистово размахивать ею, стремясь поразить какого-то невидимого врага. И одновременно вопил:
— Вот тебе, Лихоманка! Вот тебе, косматая! Вот тебе, непотребная!
Услышав этот шум, а вернее, невообразимый грохот и эти вопли, на подмогу хозяину бросились, вооруженные скалками его жена и дочь. Они тоже стали охаживать что было мочи мохнатую темноту старой деревенской избы…

Таежный край

Тоншаевский район — один из самых лесных в Нижегородской области. И один из самых заболоченных. Здесь есть такие места, куда можно попасть без вертолета или мощного армейского вездехода разве что только зимой, когда землю скует мороз. Здесь-то и будет разворачиваться место действия нашего рассказа. В деревеньке, где всего три десятка дворов, где коров наперечет, а коты даже мяукать ленятся, где дома строят, чтобы окна на три стороны света выходили. Поверье такое — тогда солнце лесную нечисть отпугивает, А нечисти этой, как тут утверждают, видимо-невидимо.

[hide]"Не тронь меня, Лихоманка!"[/hide]

Страшная, рожа немытая…

Колян — в деревне у каждого кличка — помер вскорости после своего полуночного воздухокошения. Я встретился с его вдовой. Черный платок, скорбные складки у рта, глаза, воспаленные от бессонницы.
— Давно она к нам заладилась, — сказала печально женщина. -Приходит ночами, ложится рядом с ним, а наутро Колян сам не свой. Язык — как из кровельного железа, что говорит — не пойму. Потом отойдет — жалуется: то болит, другое, А ведь мужик был раньше здоровее медведя.
— Кто она-то? — спросил я. — Кто приходил ночами?
Вдова оглянулась по сторонам и шепнула:
— Известно кто — Лихоманка. Я сама ее не раз видела. Страшная, старая, рожа немытая, а запах от нее — как из болота. Она-то моего и сгубила.
— А теперь не появляется?
— Нет, угомонилась. Взяла добрую душу, теперь к новой подступается. Ей ведь не мы, бабы, ей мужики нужны.
Я поинтересовался, обращался ли ее супруг к врачу. Может, болезнь у него какая была.
— А зачем? — искренне удивилась женщина. — Мы ведь знали, что болезнь тут ни при чем. Это все она виновата.
Как выяснилось, Колян был человеком порядочным, с весельцой. Пил в меру — в основном только по праздникам, на гармошке наяривал, когда в охотку. Пасека у него была, старый дом бревешками обложил, баньку срубил новую. И хозяйством мог похвалиться: коровенка, куры, козы… Теперь все в запустении.

Сестра Лихоманки

У Анны Ивановны в деревне авторитет, она все равно что атаманит здесь, но по-доброму, строгостью не берет, а потому и уважают ее все — от мала до велика, часто к ней идут за советом. А то и просто так — на «калякалки».
— Душа-человек, — так охарактеризовала ее соседка, Прокофьевна. — Как Васю схоронила своего, хоть и звали ее свойственники, в город не поехала. Втолковала дочери: дескать, кто же тогда будет за могилкой ухаживать? И теперь все норовит для людей что-нибудь хорошее сделать.
Анна Ивановна уже знала, что в деревне гость. Усадила меня к столу, забулькал кипяток в самоваре. Угостила вареньем, да таким диковинным, что я про такое и не слышал: ассорти из семи разных ягод.
Я спросил ее про Лихоманку.

— Ничего удивительного, — сказала она. — У нас тут такая напасти-на часто приключается. Что есть, то есть. Вот, к примеру, года три назад приповадила я одну женщину, часто она в гости ко мне приходила, сейчас нет — уехала. Я к ее приходам обычно шаньги пекла. И все она жаловалась. Раньше с мужем жили в справности, а теперь болеет он, худо ему. Пошел как-то в баню попариться, а там, под полком, Обдериха — так у нас банницу называют, банника заместительшу. Старуха лохматая, страшная, голая. Чуть его до смерти не запарила. И теперь почти каждую ночь является. И не во сне, а наяву. И все, скапустился мужик, а раньше ни одна болезнь не прилипала. Стал, как пустоцвет-горюн, так, обсевок какой-то. Высох весь.

Что самое главное, мы старуху-банницу вместе видели. Пришла я как-то к ним, женщина эта и спрашивает: «Не веришь в Обдериху?» Я, вроде, ни да. ни нет. В общем, заглянули мы в баню, а она тут как тут. Такая безобразная, косматая, что я чуть в обморок не упала. Стали прогонять ее, а она укусить норовит — зубы у нее oro-го, как у собаки. Но не дались мы, и тогда забилась она под полок, а оттуда ее не достать. Пытались ее дымом выкурить — бесполезно… И умер мужик, как и Колян, — довела его эта голая банная баба, что называется, до ручки.

[hide]"Не тронь меня, Лихоманка!"[/hide]

— А баня, где жила эта самая Обдериха, все еще существует? -поинтересовался я.
— Стоит, что с ней сделается? Только пустует она, как Катерина уехала. Заколотили ее досками. Хотели сжечь, да я не дала. А вдруг огонь на дома перекинется?
И у меня созрело решение самому осмотреть место, где было замечено что-то необычное. Анна Ивановна не возражала.
— Только я туда не пойду, с меня довольно, — сказала она. — Я ведь ее еще раз видела.
И поведала мне такую историю:

— Было это на Пасху. Стабунились наши мужики, стали шашлыки жарить. Орут дурными голосами, а уже поздно. Вышли мы с сестрой их пристыдить. Смотрим: а из оврага появляется она — Обдериха. Старая, косматая, голая — только волосы у нее до пят. И как испугались наши мужики — только пятки у них засверкали. А Обдериха — нырь в колодец и пропала. Мы потом всем скопом колодец засыпали, новый пришлось рыть… А то, что в баньке она жить продолжает, сомневаться не приходится. Покажется ли тебе — другой вопрос. Но ты погляди, за погляд денег не берут. Я Кузьку, соседа, с тобой отряжу, он ружье захватит. А будешь идти в обрат — заходи, расскажешь.

Лешаки воруют рыбу

Кузька работает в кузнице, оттого у него и кличка такая. Когда я постучал в его калитку, он крикнул мне, что открыто. Сам он чистил рыбу — только что поймал. Пес какой-то непонятной масти сначала залаял, а потом равнодушно отвернулся и стал грызть внушительных размеров кость — это занятие явно было ему интереснее.
Кузька был в некотором подпитии.
— Эта Обдериха там, она никуда не делась, — заявил он безапелляционно. — Только нужно вечера дождаться, чтобы ее высмотреть, да и задарма она не покажется, ей выпивки надо. Сто граммулек — а все застолица. А не нальешь -осерчает, своего старого носа не высунет, как ни упрашивай.
Я понял, что Кузька намекает на то, чтобы я взял бутылку. Пришлось пойти у него на поводу. Выпив, Кузька размяк, стал еще более разговорчивым.

— Знаешь, — сказал он, — у нас этой нечисти куры не клюют. Взять, предположим, лешаков, леших, стало быть. Много раз их в лесу встречали. Особенно зимой, когда снега лягут. Идет — здоровый, крепкий, в бараний тулуп одет, с глазами без бровей и ресниц, а волосы зеленые и глаза такие же. Живет он в корнях и дуплах деревьев, да и на полях тоже. Рыбу из сетей ворует. Вот я, к примеру, сегодня сунулся, а подлещиков как не бывало. Кто взял? Наши мужики на это не способны. Значится, он, лешак, подличает.

Босяк, который курит

А вот еще одна Кузькина рас-сказка. Шли они как-то с женой по лесу. Неожиданно погода испортилась, солнце спряталось за облака, вот-вот дождь хлынет. И заплутали они, никак не могли выбраться из заросшей просеки. Дождь тут зашлепал.
Что делать? Соорудили они что-то вроде шалаша из зеленых лап, а тут и дождик скис, и вечер близится. Заспешили домой — нашли все-таки знакомые ориентиры. Вдруг смотрят — следы босой ней вроде бы человека, но такие огромные, что ростом этот великан метра на два с половиной потянет. Кто это был? Леший? Или пресловутый снежный человек?
Мало того, над следами курился какой-то непонятный голубой дымок и попахивало вовсю то ли порохом, то ли крепким табаком. Неужели леший еще и курит?

[hide]"Не тронь меня, Лихоманка!"[/hide]

Эта банька так темна…

Вечерело. Мы отправились в путь в неярком полумраке-полусвете. Вот и Катеринина банька. Кузька гвоздодером отодрал доски, и дверь открылась сама, как бы приглашая нас войти внутрь, в сырую мглу. Воздух был настолько застоявшийся, что напоминал студень -его можно было резать ломтями.
Фонарь осветил полок, кадку, где источало отвратительный запах плесени то, что когда-то было березовым веником. Было что-то неприятное и липкое в этом помещении с затканными темнотой углами. Словно что-то разлагалось. Словно не воздух здесь, а чистейшая двуокись азота. В подобных местах люди почти физически ощущают, как их покидает присутствие духа.
Но Кузька был спокоен. Он достал припасенную склянку с водкой и поставил ее под полок.
— А теперь отойдем, — сказал он. — Не будем ей мешать.

Мы отошли к двери. Я не замечал ничего необычного. Только слышалось тяжелое Кузькино дыхание, да волной шел от него перегар. Хотя не совсем так: мне стало казаться, что это дыхание как будто заслоняется чем-то, что пришло извне-чужим и странным.

Я сфокусировал свое зрение на белом пятне под полком. У меня было такое впечатление, что я и раньше его замечал, только не обращал внимания. Но это белое пятно, попав в полосу света, стало обретала какие-то достаточно четкие и реальные очертания. Это было неправдоподобно: я увидел нечто такое, что отдаленно напоминало образ Обдерихи. Или же это был зрительный образ того, что я сам хотел увидеть?

То, чего не могло быть, не исчезало из моих глаз, Я чувствовал себя так, словно во время горячего душа к го-то открыл кран с холодной водой. И понял, что это место слишком неподходящее для того, чтобы долго здесь оставаться.

Но в ту же секунду пятно исчезло, растворилось, как бы всосалось в окружающее пространство. Я тронул Кузьку за рукав. Спросил:

— Что это было?
Кузька стоял, как вросший в землю памятник, поставленный еще во времена Древнего Рима. Потом, ни слова ни говоря, захлопнул дверь в баньку и стал снова прилаживать доски на прежнее место. И только закончив работу, наконец-то сказал:
— Ты знаешь, она меня как будто загипнотизировала. Хотел пальнуть по ней, ружье заряжено, только на курок нажимай, а не могу. Вот ведь какая стерва!

Посиделки у Анны Ивановны

Вместе с Кузькой на обратном пути мы заглянули к Анне Ивановне. У нее собралась целая компания. Пили чай с ее фирменным вареньем. С интересом выслушали наш рассказ. И стали вспоминать всякие необычные случаи.
— Лет десять назад это было, -сказал пенсионер с многолетним стажем, которого все называли Павел Семенович. — Вор-лешак ко мне повадился рыбу таскать. Ничего с ним не могу сделать, как ни караулю — все равно меня обманет. А Кирян — он тогда еще в добром здравии был, царство ему небесное — возьми да посоветуй. Говорит: если сохранились у тебя отцовские лапти, повесь на лесине, над тропой, да вложи в них дохлую мышь. Я и повесил. А сам затаился, жду. Слышу шаги. И вдруг- такой хохот, что в ушах заложило. Как будто кто-то схватился за живот и по земле катается. И все, больше никакого воровства.

— Что же, теперь, когда лаптей никто не плетет, на лешаков и управы нет? — спросил Кузька.
— А ты старые кроссовки повесь, — посоветовал Павел Семенович под смех присутствующих.
— Может, тогда лешак вообще от смеха лопнет…

Что же это было?

Что вообще происходит в этой глухой таежной деревеньке? Столкнулись ли жители ее с какой-то неизвестной науке реальностью или же они подвергаются массовым зрительным галлюцинациям? На эти вопросы я попросил ответить врача-психотерапевта Виктора Антонова.

— Галлюцинации бывают при целом ряде психических заболеваний, — сказал он. — Иногда больному кажется, что у него вытягивают мозг, вырезают желудок, что через замочную скважину его двери пролетают самолеты. Но вот массовые идентичные галлюцинации объяснить трудно. Медицина пока не может ответить, каков механизм их образования. Возможно, существует какая-то связь между мозгом людей, которые мыслят в одном направлении. Импульсы одних, особенно если они страдают психическими расстройствами, наверное, передаются другим и тогда возникают одинаковые зрительные образы. А может быть, тут целый комплекс самых различных обстоятельств, например, состояние атмосферы в данный момент, вспышки на Солнце, наконец, галлюциногенные испарения растений, а таких растений немало и в наших нижегородских лесах.

Что же касается Лихоманок и Обдерих, то тут речь идет о том, что близкие люди могут испытывать одни и те же фобии, одинаковые страхи. В данном же случае речь идет о самых тяжелых формах фобий, которые вдобавок ко всему умножены синдромом замкнутости, оторванности от мира. Но все эти страхи поддаются лечению.

Сергей СТЕПАНОВ